Леонид Пауди
«Многие знания умножают печали». Снова убедился в правильности этого выражения, когда решил заглянуть в описания орнитологов жизни малой горлицы. Ведь до этого с наивным умилением наблюдал за парой горлинок, поселившихся в моём дворе.
Эта пара изящных птиц заставляла меня смеяться, когда их воркование, так похожее на смех - «ху-хаа-хаа-хаа-хаа-ху-ху» - через несколько тактов заставляло меня вначале улыбаться, а потом и смеяться в голос, чем уже и я сам заражал смехом окружающих. А уж, когда видел их целующимися, то сразу вспоминалось: милуются, как голубки! А оказывается, что они не милуются, а подкармливают друг друга, отрыгивая «птичье молоко» - смесь проглоченной ранее пищи, смешанной с зобным выделением. В конце концов, это их дело, но конфеты «Птичье молоко» я есть перестал.
Кроме этих прелестных созданий, в моём дворе – много разных пернатых обитателей. Не все они улетают зимой. И когда выпадает много снега, и птицам становится трудно добывать себе корм, вывешиваю для них кормушки. А может быть для себя? Ведь так увлекательно наблюдать за повадками разных птиц, которые собираются у этой зимней столовой. Да и заснеженный двор, утыканный скелетами обнажённых деревьев и кустов, оживает. Хорошо, что ещё туя, кипарис да огромная ель, тянущая свои лапы с соседнего участка, оживляют летаргический сон моего садика.
Но там, где такое скопление птиц, незамедлительно появляются соколы и коршуны, которым хочется полакомиться свежатиной. И нередко им это удается, когда ослабленная пичуга не успевает улизнуть от когтей хищника.
В очередной визит коршуна не повезло одной из горлиц моей пары.
Горлицы моногамны. Они образуют пару на долгие годы. Но я надеялся, что по весне оставшаяся в одиночестве птица встретит нового спутника.
Горлица одиноко многие часы просиживала на проводе, только изредка слетала к кормушке и подбирала со снега сброшенный сверху корм. Даже не улетала, когда появлялся очередной коршун, как будто нарочно подставляла себя под его когти. И странно, хищник щадил её. Он выбирал себе жертву среди других пернатых. Даже, когда промахивался, усаживался на заборе или на ветке дерева, крутил головой, глядя по сторонам, но не трогал горлицу.
Наступила весна. Прилетели грачи, скворцы, ещё какие-то, неизвестные мне птицы, а моя горлинка всё сидела в одиночестве. Двор наполнился птичьей разноголосицей. Но я больше не слышал воркования, вызывающего ответный смех. Только очень печальное, еле слышимое «У-у-у-у», время от времени напоминало мне о разыгравшейся зимой трагедии. Уже лето подходит к своей середине, а голубка так и тоскует на своем месте, на проводе, не улетая даже при появлении коршуна.